«Операция «Кит» на Ладоге
Автор: В. ТерешкинИсточник: www.bellona.ru (9 апреля, 2015).
Тайны Шкиперского протока
В конце 2012 года из Комитета по природопользованию Санкт-Петербурга нашей редакции сообщили, что на участке радиоактивного загрязнения №1360 по адресу ул. Шкиперский проток, д. 16 проведена дезактивация всех 23 очагов загрязнения. И заверили – радиационный фон на всей площади объекта не превышает допустимых значений, все радиоактивные отходы с территории удалены. С большим трудом удалось попасть на дезактивированный участок. Появилась статья «С «грязной бомбой» Ленинграда покончено?»
Но меня не оставляло опасение, что бывшая ядерная помойка еще может преподнести сюрпризы. Мне удалось найти специалиста, который участвовал в дезактивации на Шкиперском протоке несколько лет назад. Мы встретились в редакции, и он стал рассказывать. Я убедился, что Василий Иванов (имя и фамилия по просьбе моего собеседника изменены), знает эту территорию от «А» до «Я». На схеме участка, который был дезактивирован, он показал, где находились лаборатории, стояла цистерна с жидкими радиоактивными веществами, где было расположено хранилище для источников, а где – «горячие» камеры.
Справка: «Горячая» камера – помещение для работы с радиоактивными веществами высокой активности без присутствия человека. «Горячая» камера имеет биологическую защиту, оборудуется смотровым защитным окном, манипуляторами для дистанционной работы и рядом приборов, устройств и приспособлений в зависимости от характера исследований, выполняемых оператором. «Горячие» камеры входят в состав исследовательских атомных центров и лабораторий.
Иванов уточнил, что они перед дезактивацией нашли специалистов, которые работали с БРВ, вот они и рассказали, что в цистерну закачивали состав со стронцием-90, но он был с примесью цезия-137. Из нее жидкость заливали в емкости уже из шланга с краном в «горячих» камерах.
– Интересно вот что, – вспоминает Иванов, – береговая линия залива, когда там работали с боевыми радиоактивными веществами, проходила прямо по участку, где располагалась секретная в/ч 70170. Мы нашли карту 1948-1949 годов и сами удивились этому. Со слов ветеранов вода и иловые осадки в бухтах рядом с войсковой частью были настолько «грязными», что когда там опрокинулась лодка, в которой каталась парочка, пришлось изъять у них всю одежду, и загонять в душ. Несмотря на всю грубость приборов того времени, они показали, что одежда просто «светит». Но тогда нормативы были другие. Тогда сбрасывалось, сбрасывалось и сбрасывалось. И это было в порядке вещей. Норматив не превышаем? Не превышаем! Тогда – сбрасывай! Есть!
Василий Иванов отметил, что когда он участвовал в дезактивации, ликвидаторы по буровым данным нашли «захоронку». Сделали ее в те давние времена просто – выкопали яму и скинули туда огромное количество «грязного» барахла.
– Могут ли такие же захоронки обнаружиться за пределами того участка, который вычищен? – спросил я.
– Могут, – ответил он. – Потому что здесь можно нарваться на все, что угодно. Можно ожидать неприятностей по старой береговой линии, она уходила вдоль бывшего завода «Прибой». Можно наткнуться на пятно на территории НПО «ЭКРОС» – это бывший военный городок, она примыкает к очищенному участку.
– Сколько же раз чистили участок? – спросил я. – И сколько на это ушло денег? Виктор Матюхин и Владимир Бордуков, ученые, работавшие в в/ч 70170, рассказывали мне, как спустя годы после того, как часть передислоцировалась отсюда, дозиметристы, экипированные в защитные костюмы, обследовали помещения и территорию вокруг зданий. Жаловались, что засыпка чистым грунтом слоем в полметра не снижает повышенный гамма-фон. Пробы листьев с тополей и растительности на содержание радионуклидов показали – все сильно «светит». А когда вы – профессионалы говорите «светит», речь идет о высоких уровнях радиации.
– Чистили в восемь заходов, – ответил Иванов. – Сначала в 1962 году, когда оттуда уходил институт. Потом взялись за очистку в 1977-ом. Но работали на основе тех нормативов, что были. Где-то выкопали яму, свалили все туда экскаватором и засыпали. Потом взялись в 1991-ом. Тогда все мы ходили вокруг этого участка и от замеров хватались за голову. Потом опять чистили, но очень помалу. И, начиная года с 95-го, началась планомерная очистка. Денег ушло немеряно. Там убрали и вывезли в общей сложности более трех тысяч кубометров «грязной» земли. Вся эта территория – и на дезактивированном участке и вокруг него все равно должна оставаться под контролем Роспотребнадзора, любое строительство должно идти здесь под строжайшим контролем.
Ядерный полигон на Новой Земле начинался на Ладоге
Чем дольше я собирал материалы о «грязной бомбе», тем яснее становилось – секретная войсковая часть 70170 на Шкиперском протоке не могла работать без мощного испытательного полигона на Ладоге. Что взрывы зарядов с боевыми радиоактивными веществами на опытовом судне «Кит», на ладожских островах и под водой – лишь часть огромных работ по созданию не только боевых радиоактивных веществ, но и ядерного оружия.
И вот оно – журналистское везение: на одном из сайтов нашел воспоминания Анатолия Куцкова – капитана I ранга в отставке, председателя Совета организации ветеранов Приозерского полигона. В 80-90-е годы прошлого века Куцков служил начальником научно-исследовательского испытательного отдела войсковой части 99795, работал в авторском коллектива по разработке стандартов ядерной безопасности СССР. Многое о проводившихся на полигоне работах написано им в «Книге воспоминаний ветеранов», подготовленной к 60-летнему юбилею полигона. Но для ее публикации нужно, чтобы Министерство обороны сняло с многих тем грифы секретности.
Он написал о том, как на Приозерской земле была создана войсковая часть 99795. Под этим наименованием скрывался созданный 9 марта 1953 года «Объект 230 ВМФ».
Анатолий Куцков встретил меня на платформе в Приозерске, с озера Вуокса как раз налетел мощный снежный заряд. Он стоял в этой снежной круговерти – высокий, под два метра ростом. И я невольно подтянулся и чуть не стал печатать строевой шаг. Куцков крепко пожал мне руку, бросил острый взгляд из-под густых бровей. И читалось в этом взгляде – а ты правду напишешь?
Куцков повел меня к мичману в отставке Анатолию Агареву. Он единственный из живущих в Приозерске ветеранов, который участвовал в испытаниях боевых радиоактивных веществ на «Ките». Перед ветеранами я положил карту Ладоги, на которой были острова Северо-западного архипелага.
В те далекие времена им в целях секретности были присвоены условные наименования – Сури (Хейнясенмаа), Малый (Макаринсаари), Мюарка (Мекерикке). А в народе их в то время называли Оборонными. Там всюду были следы окопов, траншей, орудийных фундаментов. И ветераны стали рассказывать. Что-то не могли сразу вспомнить – ведь прошло столько лет. А какие-то детали передавали так, будто это было вчера.
Первым направлением работ «Объекта 230» были испытания боевых радиоактивных веществ. Потом, когда выяснилась бесперспективность этого оружия, и работы по этому направлению были свернуты, – исследования воздействия ударной волны и поверхностных явлений подводного ядерного взрыва на корабли и объекты инфраструктуры.
Оборонные острова были выбраны из-за особой секретности всех работ с БРВ и их опасности для населения. Для охраны островов и акватории вокруг них, для обеспечения исследований, связи подразделений на островах с материком и между собой в состав в/ч 99795 был включен 60-й отдельный дивизион специального назначения, базировавшийся в заливе Рыбный у Приозерска.
Военные строители начали строить на берегах залива электростанцию, мастерские, склад и лазарет, лабораторное здание. Возле узкой протоки, соединявшей озеро Дроздово и залив Щучий, началось строительство деревянных щитовых зданий клуба, казармы и общежития офицеров.
Началось строительство и на Оборонных островах. На Хейнясенмаа в капонирах финских оборонительных сооружений устроили склады, построили казарму, общежитие офицеров, клуб и домик командира. На острове Макаринсаари в начале лета 1953 года поставили палатки и начали возводить двухэтажное радиобиологическое здание, вольеры для лабораторных животных и пункт санитарной обработки, состоявший из двух палаток. Обустраивался и остров Мекерикке.
Для обеспечения режима секретности на острове Хейнясенмаа построили три вышки, на которых несли службу часовые. Режим соблюдался строжайший. На всех картах Ладожского озера район Северо-западного архипелага (полигон ЛО-20) был очерчен красной линией с указанием: «Район, запретный для плавания всех судов».
|
Судам, следующим из южной части озера в Карелию, приходилось делать большой крюк. Гражданские суда, как правило, покорно огибали запретный район, но у командиров базирующейся в бухте Владимирской бригады кораблей на первых порах при следовании в расположение своей базы в городе Лахденпохья нет-нет, да и возникал соблазн «срезать угол» и проскочить через запретную зону. И тогда корабли охранения выходили на перехват, и давали залп боевыми снарядами – впереди по курсу нарушителя. Это быстро охлаждало горячие головы и заставляло немедленно менять курс и направляться на выход.
Анатолий Агарев в марте 1953 года служил в Либаве старшиной команды мотористов на «Большом Охотнике 337». И тут в Либаву прибыл капитан 2 ранга из 6-го Управления ВМФ. Задача у него была – набрать на «Большой Охотник» команду, прошедшую самый строгий отбор в компетентных органах. Естественно, капитан 2 ранга расписывал кандидатам самые радужные перспективы службы. И молодой Анатолий Агарев, с 16 лет служивший на флоте, поддался уговорам.
Он вспоминает, какими ударными темпами шло строительство на островах, как строили домики, сторожевые будки, казармы. А в августе привели опытовое судно «Кит» и поставили на бочки между Кугрисаари и маленьким островком. Ветераны вспомнили такие детали: «Кит» был без винтов. Их сняли, когда эсминец тащили через Ивановские пороги. Позже, когда через эти же пороги нужно было проводить доки с подводными лодками, их взорвали.
На борт «Кита» БРВ доставляли на машинах с Васильевского острова, из в/ч 70170. В заливе Рыбный автокраном перегружали на корабли. А дальше по воде – на «Кит» или испытательные площадки на островах.
Возили в свинцовых контейнерах, весили они около тонны, везли их в кузове принайтовленными, то есть – закрепленными. Контейнеры были в виде усеченного конуса с диаметром основания примерно один метр, высотой также около метра и толщиной стенки сантиметров 20. Это чтобы уберечь личный состав от гамма-излучения. Цилиндрическая полость, в которую помещалась стеклянная ампула с жидкими БРВ, закрывалась свинцовой пробкой.
Но летом 54-го года произошло ЧП. На ухабе контейнер подпрыгнул, найтовы лопнули. Он проломил днище кузова, заклинил кардан, и пробка из него выскочила. Ампула разбилась, и боевые радиоактивные вещества облили кузов, попали на дорогу. Офицер, сопровождавший груз, бегом помчался до железнодорожной станции в Отрадном, сообщил в часть о ЧП. К месту аварии тут же выслали машину с офицерами, матросами. Туда же отправили кран. Аварийную машину отбуксировали в лес, контейнер перегрузили на другую. А «грязную» машину облили бензином и сожгли. Из-за строжайшей секретности населению о ЧП не сообщали.
Вторая авария с БРВ имела трагические последствия. Произошла она во время перегрузки контейнера с буксира МБ-81 на «Кит». От тяжести контейнера изношенный строп кран-балки оборвался. И сорвавшийся контейнер грохнулся на палубу буксира. И опять пробка выскочила, а выплеснувшаяся радиоактивная жидкость попала на руку руководившего работами командира МБ-81 старшего лейтенанта Брусова. Через неделю рука у него воспалилась и покрылась язвами. Он долго лежал в госпитале, потом был комиссован и через полтора-два года умер.
– И после этих ЧП контейнеры стали доставлять мы на «Большом Охотнике», – подчеркнул Агарев. – Ходили в Ленинград, там выше Володарского моста, на левом берегу был старый, обветшалый причал. Под покровом ночи причаливали, подходила машина с контейнером, автокран, и мы грузили контейнер на борт. По штормовому закрепляли все это «хозяйство» у носовой пушки. Мы ни спецодежду не надевали, ни противогазы. Просто личный состав уходил из первого кубрика во второй и третий, чтобы в случае ЧП не было облучения. Когда к «Киту» подходили, тоже были без защиты. Когда перегружали тоже.
– А какой дозиметрический контроль был при этих работах? Вам кто-нибудь говорил о том, какие уровни излучения были при этих опытах? – спросил я.
– Об уровнях никто не говорил. Дозиметры-«карандаши» мы носили постоянно. Нам говорили – то, чем мы занимаемся, вещь опасная, надо беречь себя. Как сейчас помню, один полковник мне говорил, если есть возможность, – возьми на грудь, выпей водки. И мы иногда употребляли, – признался ветеран. – Было такое.
– А какую спецодежду выдавали?
– Мы надевали телогрейки, перчатки, плащи, противогазы, а потом нас проверяли дозиметрами. Противогазы и спецодежду надевали только во время испытаний. Я участвовал в опытах всего два раза. Давали расписаться – подпишись, что не разгласишь гостайну, потом нас инструктировало несколько человек – что надо делать во время опытов, чтобы не облучиться, как нужно одеться. Дезактивировались как? А водой на берегу мылись. В 55-ом году, помню, появился какой-то раствор, им поливали себя, а потом скатывали водой. Пункт санитарной обработки – ПСО проходили на берегу, там стояла палатка, где переодевались. Снимали обмундирование, в котором работали, а потом уже надевали свое.
На палубе «Кита» стояли клетки с собаками. Мне нужно было накапать БРВ на палубу невдалеке от клеток. Как сейчас помню – в свинцовом футляре с ручкой стеклянная ампула, на боках у футляра две прорези, чтобы было видно ампулу. А на ампуле деления. Нажмешь на крышку, откидывается свинцовый колпачок, и ты выливаешь жидкость на палубу, одно или два деления отмериваешь. Сами боевые радиоактивные вещества – это маслянистый состав, цвет глиняный такой на просвет. А до этого нас инструктировали – сколько налить, на каком расстоянии от животных. Сами ученые сидели на острове, наблюдали за тем, что мы делаем в стереотрубы и бинокли. «Кит» в это время стоял носом на безымянный островочек, это потом уже его поставили вдоль него, когда он в 56-ом стал тонуть. Ученые одевались, как правило, в сапоги, ватные брюки, телогрейки. Противогаз, плащ с надвинутым капюшоном. Перчатки.
– А сколько ученые выжидали после того, как вы наливали БРВ на палубу?
– В первый раз мы пришли на «Кит» до обеда, и только к вечеру нам сказали идти забирать животных. И отвозить их в химлабораторию. Во второй раз – тоже налили БРВ около полудня, а забирали собак часов в девять вечера.
Из рассказов ветеранов выяснилось, что после гибели животных катером доставляли с «Кита» на берег и передавали в лабораторию для исследования, после чего трупы сжигали или хоронили в специальных могильниках. Сотрудники радиобиологической лаборатории на животных отрабатывали те самые лекарства, которыми спасали потом пострадавших при авариях атомных подводных лодок и чернобыльцев.
После свертывания работ с БРВ «Объект 230 ВМФ» был передислоцирован на материк – в залив Рыбный Приозерского района Ленинградской области, и передан в подчинение Центральному научно-исследовательскому институту №16 ВМФ. А он был полностью ориентирован на исследование поражающего действия морских ядерных взрывов. В составе полигона появился третий отдел, занимавшийся исследованием полей давления подводных ядерных взрывов. В 1960 году «230 Объект ВМФ» был переименован в «230 Объект МО» и передан в состав 12-го Главного Управления Министерства Обороны.
Заряды с боевыми радиоактивными веществами испытали не только на «Ките». На Хейнясенмаа, в бухте Безымянной заряд с БРВ взорвали на палубе «Малого охотника». Полусгнившие шпангоуты его сгоревшего деревянного корпуса до сих пор торчат из воды у остатков пирса в бухте.
– Прошла целая жизнь, как вы сейчас относитесь к тем опытам? – спросил я мичмана Агарева.
Он немного подумал, вскинул седую голову:
– Скажу так – работа была нужна государству для обороноспособности. Мы делали нужное дело.
Анатолий Куцков добавил:
– Расскажу вам историю, которая многое объясняет. Когда я прибыл на службу в войсковую часть 9975, а это было в 1967 году, там служил секретчиком мичман Юрий Тимофеевский. Я работал вместе с ним долгое время в одном отделе, потом он демобилизовался. Через какое-то время после демобилизации он тяжело заболел и вскоре умер. А в прошлом году к 61-й годовщине полигона я написал статью «Объект 230 ВМФ», опубликованную в городской газете Приозерска «Красная Звезда». И когда статья вышла, мне позвонила Екатерина Тимофеевская, вдова Юры. И рассказала, что только из статьи узнала, что ее муж, служил на «Ките» и на нем пришел на Оборонные острова, участвовал в испытаниях БРВ. А Екатерина Тимофеевская работала заведующей поликлиникой Центральной Приозерской больницы. Связи в медицинском мире имела большие, и когда муж заболел, стала возить его к разным специалистам. Всегда присутствовала на обследованиях. И после анализов, рентгенограмм первым вопросом к Юре был – «Имели ли вы дело с радиоактивными веществами?». И ответ был всегда – «не имел!» Когда рак легких уже был не операбельный, его отпустили домой умирать. Понимаете – уже стоя одной ногой в могиле, он ни жене, ни врачам ничего не рассказал! Вот так нас воспитывали в то время.
Атомная бомба в торпедном аппарате
– Когда в 1956 году работы с боевыми радиоактивными веществами закончили, – продолжил свой рассказ Агарев, – первый отдел по испытаниям закрыли и передали на Новую Землю. А я в 1958 году ушел на своем «Морском охотнике» в бригаду опытовых кораблей (БОК) во Владимирскую бухту. Два года – 1959 и 1960-ый 576 катер и мы ходили сюда же – к Оборонным островам по договору с частью охранять район испытаний. В 61-ом году я перешел на «Дельфин», это бывшее немецкое судно, для доставки торпед на позиции лодкам. Он мог брать по 30 штук торпед. Его переделали для испытаний, поставили на корме торпедный аппарат, сделали решетку, которая опускалась с борта, на ней стояли направляющие, с которых уходили торпеды.
Во время торпедных стрельб мы всегда обеспечивали безопасность этого района. А еще ходили обеспечивать безопасность в Лахденпохью. Там испытывали глубоководные торпеды «умницы» калибра 450 мм за островами Кильпасаарет. Глубины в этом месте большие – около 230 метров. Это было в 1970 году.
Торпеду пускали с СИС – специального испытательного судна в виде катамарана, он у нас в бухте Владимирской базировался. На одной из подводных лодок, она у нас постоянно была, на носовой части поставили торпедный аппарат, просто сверху приварили. Базировалась она летом у нас в бухте, а на зиму уходила. А в районе Кильпассарета эти торпеды «умницы» были снаряжены в боевом отсеке не толом, а каким-то таким взрывчатым веществом, что мощность у него была потрясающая. В этом районе погружали специальный металлический отсек глубоководный, между собой мы называли его «Трешер», помните такую погибшую американскую подводную лодку? Опускали отсек на 200 метров, внутри размещались клетки с собаками. И пускали торпеды, они должны были проходить в 3-5 метрах от борта. Как только торпеда была на траверзе «Трешера», осуществляли ее подрыв. Корпус отсека оставался целым. А вот все живое внутри – погибало! Когда собак вскрывали, обнаруживали, что все внутренние органы оторваны. Эта торпеда была способна идти за лодкой, повторяя все ее маневры. Мчалась как гончая за зайцем. Поэтому их и прозвали торпеды-«умницы».
Полным ходом шли испытания торпед 533 мм, испытывали мы торпеды и 650 миллиметровые. Они предназначались для атомных головок. В испытании первой торпеды 650 мм участвовало порядка 20 кораблей. И мы пускали ее от Веркосаари мимо Коневца до Осиновца. Это около ста километров. И когда ее пустили, мы уже стояли и слушали, как она идет.
Справка: Торпеда Т–5, изделие 233. Диаметр – 533 мм, вес торпеды 2 200 кг, длина 792 см, тип энергетики – парогазовая. Ядерный заряд – атомный, подлодки-носители торпед – всех проектов. Прямоидущая торпеда с ядерным боезарядом. Разработка торпеды с ядерным боезарядом Т-5 велась НИИ-400 (ЦНИИ «Гидроприбор») начиная с октября 1953 г. Ядерный заряд РДС-9 разрабатывался в КБ-11 Минсредмаша СССР под руководством Ю. Б. Харитона.
По воспоминаниям вице-адмирала Евгения Шитикова, специалиста в области кораблестроения и вооружения Военно-Морского Флота, бывшего начальника 6-го (ядерного) Управления ВМФ, государственные испытания торпеды Т-5 проводились в два этапа: на Ладожском озере и на Новой Земле. На Ладоге испытывались боеголовки без делящихся материалов – с весогабаритными стальными макетами ядерных материалов. Произвели 7 выстрелов, из них 6 были удачными. В таких же комплектациях на озере велись и подготовительные работы к новоземельским испытаниям.
И только после испытаний на Ладоге выдали техническое задание на оборудование Новоземельского полигона. Разработанная методика позволяла рассчитать момент взрыва и своевременно запустить регистрирующую аппаратуру при испытаниях на Новой Земле.
21 сентября 1955 года, наконец, осуществили подводный взрыв атомного боевого зарядного отделения торпеды Т–5 на полигоне Новой Земли. Его опустили на тросе с малого тральщика на глубину 12 метров. Это примерно соответствовало глубине хода торпеды. На акватории в губе Черной были расставлены корабли-мишени: эсминцы, подводные лодки, тральщики и транспортные суда.
Наконец государственная комиссия приняла решение проводить боевую стрельбу. Она состоялась 10 октября 1957 года на дистанцию 10 км с атомным взрывом на глубине 35 метров. В результате потопили шесть кораблей-мишеней: два эсминца, две подводные лодки и два тральщика. Адмирал Басистый доложил Главкому, что личный состав ПЛ С-144 «безукоризненно выполнил поставленные задачи».
Владимир Бордуков, капитан II ранга в отставке, ветеран подразделений особого риска вспоминает, что когда нашему флоту понадобились исследования параметров глубоководного атомного взрыва, испытания проводились именно на ладожском полигоне.
Разумеется, взрыв на Ладоге произвели не ядерный, а подорвали несколько тонн тротила. Для исследований закономерностей распределения радиоактивного заражения в воде и в воздухе при подводном взрыве был предусмотрен отбор проб имитатора – хлористого аммония из выброса водных масс. Выяснилось, что в атмосферу с газовым пузырем выбрасывается до 20% продуктов взрыва. Важно и то, что были получены пространственно-временные характеристики самого выброса.
Ветеран войсковой части 99795, капитан II ранга в отставке Евгений Семенов в своих воспоминаниях написал, что на полигоне велись работы по радиолокационному и радиотелеметрическому обеспечению пусков торпед и бомбометания. И сегодня можно смело утверждать, что в возможности осуществления подледных стартов баллистических ракет подводных лодок есть вклад и специалистов полигона, которые много лет отрабатывали оптимальные углы входа боевых частей в лед и конфигурации их лобовых обтекателей.
Помимо решения военных задач проводились исследования по проблеме стойкости дамб и плотин гидроузлов к воздействию поражающих факторов ядерного вооружения. Изучались способы их защиты, и отрабатывались мероприятия по ликвидации последствий аварий на гидроузлах. Плотины практически всех гидроузлов, построенных после 70-х годов прошлого века, включая построенную в Египте Асуанскую ГЭС, прошли исследования в в/ч 99795.
Для того чтобы обеспечить все работы на полигоне на Ладожском озере действовала 177 бригада опытовых кораблей (БОК). Базировалась она в бухте Владимирской. Корабли и суда обеспечивали испытания новой техники, отдельных приборов морского оружия, составов взрывчатых веществ. Гремели взрывы глубинных бомб, авиационных донных мин. Часто ученые-исследователи десятки раз проводили один и тот же эксперимент, стремясь добиться наилучшего результата в создании нового типа оружия.
Не осталась в стороне и авиация. Находящийся всего в 40 километрах от Приозерска аэродром Громово позволял принимать любые типы самолетов для бросковых испытаний глубинных авиабомб. Естественно, что в таких широкомасштабных испытаниях участвовали и подводные лодки. В конце 1970 годов в городе Лахденпохья базировался 88 дивизион подводных лодок проекта А615. Подводных лодок тогда было 12.
Справка: Подводные лодки проекта 615 (А615) – серия советских малых подводных лодок (Quebec по классификации НАТО), единственная в мире серия подводных лодок с подводным движением на дизельном двигателе. Проект 615 был разработан сразу после Великой Отечественной войны и являлся развитием класса подводных лодок типа «Малютка». Подводные лодки этого типа предназначались для защиты портов, военно-морских баз и мест рассредоточенного базирования ВМФ СССР от нападения кораблей противника, а также для нанесения торпедных ударов по кораблям и судам противника в условиях узостей и шхер. Как и их предшественники типа «Малютка», подводные лодки этого проекта для повышения оперативной мобильности флота могли перебрасываться железнодорожным транспортом. Транспортировка по железной дороге по проекту должна была происходить с минимальным демонтажом конструкции.
www.ladoga-lake.ru (2003-2024)
