М. Гросвальд и его книга
« Евразийские гидросферные катастрофы и оледенение Арктики»

Автор: В. Маслюков
Источник: «Московкая правда»

 

Гляциологи рассказывают о своей науке нечто вроде иронической байки. Что, мол, некий известный исследователь (тут возможны разные имена) в стародавнее еще время изучал альпийские ледники и в подходящем расположении духа, рассчитывая посмеяться над склонным к мифотворчеству народным мышлением, спросил встречного пастуха: "А что, мой друг, вот этот огромный валун, откуда он здесь, в сухой и плоской долине, оказался?" – "Э, уважаемый, – отвечал пастух, пытливо оглянувшись, – как же тебе невдомек – вон видишь там над облаками ...аский ледник..." И далее обескураженный исследователь выслушал пространное сообщение о течении ледников, которое сопровождается переносом камней, гравия и целых глыб.

В самом деле, в гляциологии достаточно, кажется, пытливо оглянуться – все на виду. Думай, сопоставляй и делай выводы – занятие необременительное. Тем не менее со времен основателей ледниковой теории ученые, считай, двести лет спорят и единогласия не достигли: было оледенение в истории Земли малое, большое или его вовсе не было.

В руках профессора Гросвальда изданный в Англии учебник: "Ледниковая эпоха Земли. Позднечетвертичная геология и климат" – "книга, одна из миллионов таких", по энергичному выражению профессора – глядите: глава – оледенение Земли по Гросвальду; следующая глава – модель оледенения по Величко. По Гросвальду последнее оледенение Земли, которое достигло максимума 20 тысяч лет назад, занимало всю полярную область и прилегающие территории Европы, Азии и Америки целиком, по Величко оледенение было в несколько раз меньше и состояло из разобщенных ледниковых щитов, главным образом в Скандинавии, Северной Америке и на Арктических островах – это традиционная точка зрения, устоявшаяся еще в начале ХХ столетия. Два несхожих, принципиально отличных друг от друга взгляда, и никто в рамках академического учебника не пытается сравнить и разобрать аргументы сторон. "Взгляды на штуки считают, – продолжает профессор в свойственной ему выразительной манере: – Две штуки взглядов. Пять штук взглядов".

Ясно, тем не менее, что ни две, ни пять, ни любое другое количество исключающих друг друга моделей не могут быть верны одновременно. Потому-то, продолжая мысль Гросвальда, "наука не для скромных людей". И в то же время: "споры в науке мучительнейшая вещь". Последнее замечание ясно показывает парадоксальное состояние человека, скромного не мыслью, не воображением, а тем уважительным отношением к людям, которое есть самая основа интеллигентности. Такой человек, как Гросвальд, вынужденный в неизбежной азарте борьбы со всей возможной в науке учтивостью крушить чужие взгляды, авторитеты и – кто знает? – судьбы, не может не чувствовать в своем положении нечто противоречивое. "Он по семь месяцев в году семью не видит. Его комары жрут, в болоте тонет, по колено в грязи стоит, чтобы образец откопать. Он свои взгляды всей жизнью выстрадал, выносил. А ты ему говоришь: ты не прав. То есть – так он слышит – вся твоя жизнь напрасна".

Кто жил и мыслил, однако, тот вряд ли сможет избежать сомнений в ценности своей жизни, все дело тут в самом масштабе ценностей, которые человек себе устанавливает. Сомнения эти – болезнь духа, почти неизбежная в ту или иную пору. Гросвальд, к примеру, с этого как раз в науке и начал – с ощущения, что жизнь не удалась. Почему, может быть, так и вышло – раз уж жизнь его перевернулась в некотором смысле с ног на голову, – что пришлось ему опубликовать самую молодую свою книгу, настоящая слава которой еще впереди, накануне собственного восьмидесятилетия. А полвека назад, в пятидесятом году, уволенный из армии по сокращению штатов, недоучившийся нескольких месяцев до диплома в военно-политической академии двадцативосьмилетний капитан потому, вероятно, и пошел на географический факультет МГУ, что казалось ему, как сейчас помнится, "жизнь кончена, прожита". И как это бывает при закате хотелось быть поближе к природе. Слово "гляциология" он тогда еще и не слышал.

Гляциология окончательно стала его призванием после экспедиции на Землю Франца-Иосифа в рамках Международного геофизического года – 1957-1959 годы. В одной из последовавших за экспедицией статей М.Гросвальд показал, что в последнюю ледниковую эпоху Землю Франца-Иосифа покрывал ледниковый щит толщиной более километра, центр которого находился над Баренцевым морем. Отец шведской геологии Г.Де Геер высказал подобное предположение еще в 1900 году, но потом его взгляды ставились под сомнение. Неудивительно что гляциологи Стокгольмского университета с таким вниманием проштудировали публикации советского ученого. В 1966 году шведы пригласили его в экспедицию на Шпицберген и приглашали с тех пор едва ли не каждый год.

Дружное сотрудничество омрачало лишь крошечное, ничего не значающее, на первый взгляд, облачко мелких недоумений: "Миша, ты пытаешься решить проблему путем думанья. А задача ученого в том, чтобы собрать и описать факты", – внушал ему шведский товарищ, пытаясь по доброте душевной вернуть заблудшего коллегу на испытанные пути.

Напрасный труд! Человек, почти закончивший военно-политическую академию, в чем-чем, а уж в общих методологических вопросах разбирался и, во всяком случае, – шутки в сторону – давно определил для себя, что наука начинается там, где факты собраны и ученый садится над ними думать. Его первая книга по результатам работы в Туве сразу после окончания университета в середине пятидесятых годов так и писалась – как детектив – выслеживание и распутывание множество прямых и косвенных "улик", которые складываются наконец во внутренне непротиворечивую, последовательную и согласующуюся вовне со всеми достоверными представлениями систему. Систему, которая объясняет совокупность фактов в их взаимосвязи и единстве.

Такой метод, дедуктивный по своей логической природе, противоположен традиционно принятой в географии и геологии индукции, то есть набору возможно большего ряда фактов, которые самым своим количеством должны привести ученого к заключению. Но факты в геологии двусмысленны изначально, поскольку значение их зависит от толкования... и получается, что "у всех мешки фактов", а согласия нет.

Молодой Гросвальд на Шпицбергене не мог еще ответить коллеге высказыванием Эйнштейна, которого тогда не знал: "По-моему, для ученого воображение важнее, чем знание", но с этим, с понятием и потребностью видеть целое, то что складывается в объемную, многомерную картину, с воспитанной изучением философии потребностью видеть общий смысл, не довольствуясь частной правдой каждого отдельного факта, – с этим он и пришел в науку. Его монография по Туве, опубликованная в 1965 году, поминается геологами и сейчас. Другая крупная его работа -"Покровные ледники континентальных шельфов", означала новый взгляд на историю оледенения Арктики, утверждая существование обширных "морских" ледников, таких которые налегали на дно моря, на шельф – продолжение материкового склона под водой. Революционная статья 1977 года, опубликованная в авторитетном журнале "Nature" совместно с двумя американскими соавторами Хьюзом и Дентоном под заголовком "Не существовал ли арктический ледяной щит?", оказала влияние на целое поколение ученых. Многие геофизики по собственному их признанию обратились к изучению ледниковых покровов под воздействием этой статьи, которая ярко показала, какая сложная, живая, динамически взаимодействующая внутри и вовне система – покровные ледники.

"Все-таки мы должны сказать вам спасибо", – приветствовал как-то Гросвальда на международной конференции французский океанолог, один из тех, кто много его ругал, пока взгляды Гросвальда казались крамолой и не "осела пыль". Устоявшиеся взгляды в науке очень прочны и за характерным "все-таки" можно различить потребность в спокойствии, которое дается сознанием, что все концы с концами сошлись, противоречия устранены и выстроился незыблемый лекционный курс.

Однако умиротворяющее, подводящее итог прежним треволнениям и разногласиям "все-таки" оказалось и на этот раз преждевременным. "Не часто бывает, что так вот сразу, без подготовки и серии статей, без основательной "обкатки" на семинарах и конференциях выдвигается по-настоящему крупная новая идея", – написал в предисловии к последней книге Гросвальда директор Института географии академик В.М.Котляков. "Эта книга на меня свалилась", – то ли объясняет, то ли оправдывает не совсем обычное положение дел сам автор идеи.

Идея эта – естественнонаучное обоснование знакомого едва ли не всем народам древности мифа о всемирном потопе. Именно о потопе в его точном библейском смысле – о вселенской катастрофе, а не о затяжных дождях и необычайных разливах рек, на которые ссылались обычно ученые, пытаясь объяснить повсеместное распространение мифа. Впрочем, менее всего или, что тоже, в последнюю очередь думал Гросвальд о Библии, так же как о погребенной в морской пучине Атлантиде, когда "свалилась" на него идея. Совсем не с того конца, не с мифологического начинал восьмидесятилетний гляциолог, когда в изначальном хаосе, в мучительных блужданиях мысли, среди ежедневных полуоткрытий, догадок сложилась в один прекрасный, но такой короткий, преходящий, как все хорошее, миг ясная и законченная картина – озаренная светом. То что увидел он там, где топтались до него десятки и сотни исследователей, пытаясь объяснить множество разрозненных, не поддающихся удовлетворительному, непротиворечивому толкованию фактов, там где сотни исследователей смотрели и не видели, – то что увидел он, обладало такой безжалостной всеобъемлющей очевидностью, что это невозможно было уже называть гипотезой, предположением или теорией. То, что увидел он, обрело силу факта. Именно это выражение и употребил в предисловии академик Котляков: "факт... потопов".

Изданная в 1999 году в издательстве "Научный мир" книга носит обстоятельное название, в котором не уловишь на слух ничего особенно сенсационного: "Евразийские гидросферные катастрофы и оледенение Арктики". Однако, созданная по методу Шерлока Холмса, научная монография эта как детектив и читается, захватывая той похожей на откровение логикой, которая обращает у вас на глазах невероятное в очевидное.

Логика эта в самом общем и кратком изложении выглядит так: Манычская ложбина, система озер и сухих долин на севере Кубани и Ставропольского края, по общему согласию геологов соединяла в прошлом бассейн Каспийского и Черного морей. Подсчеты одного из последователей и сторонников Гросвальда американского ученого В.Бейкера, основанные на изучении космических снимков, показали однако, что через Манычскую ложбину проходили некогда настолько большие водные потоки, что их нельзя объяснить простым "переливанием" из Каспийского в Черное море.

Споткнувшись на этой неувязке, М.Г.Гросвальд, взялся за карты и космические снимки всей Европы и Азии. Прежде всего он обнаружил и показал повсеместные следы временных водных потоков, грандиозных рек, которые текли не с юга на север, как повсюду сейчас в Сибири и на севере России, а с севера на юг и с востока на запад. Это не трудно было объяснить: поскольку сплошное оледенение Арктики создало на севере неодолимую ледяную плотину высотою до трех километров, подпруженные на севере реки образовали подобные морям приледниковые озера и течение обратилось в конце концов вспять.

Однако "стационарный" сток приледниковых морей-озер на юг, в Каспийское, а затем в Черное море, явление, в общем, понятное и легко просчитываемое, не мог объяснить многих загадочных особенностей земного рельефа, которые толковались разными учеными и как следы водной, и как следы ветровой эрозии, следы тектонической деятельности, не получая, однако, удовлетворяющего всех объяснения ни в том, ни в другом, ни в третьем случае. Размеры древних ложбин – прадолин намного превышают потребности древних речных потоков, как, разумеется, и нынешних, текущих по этим долинам рек.

На севере Каспия существует открытая еще в середине ХIX века растянувшаяся на тысячу километров система "бэровских бугров" – это правильно чередующиеся на сотни километров строго параллельные ложбины и гряды, которые уходят, как кажется, и под воду Каспийского моря в общем направлении с востока на запад. Нечто подобное обнаруживается и во многих районах Сибири.

Сверх того там существуют системы протянувшихся на сотни и тысячи километров – они отлично видны на космоснимках – необыкновенно прямолинейных и параллельных ложбин и гряд, наложенных с явным несогласием, поперек нынешнего речного стока в общем направлении опять же с северо-востока на юго-запад. Есть и другие особенности евразийского рельефа, которые следовало бы скорее назвать несообразностями, – их трудно объяснить в рамках привычных представлений о работе воды, ветра и тектоники.

Все прежние несообразности, бессмысленный набор загадочных, необъяснимых в каждом отдельном случае улик сложились в единую, жестко обусловленную причинно-следственными связями, законами гидродинамики систему, когда М.Г.Гросвальд показал в книге механизм грандиозных вселенских потопов. Потоки полукилометровой глубины, в тысячу и больше километров шириной, вздыбленная стена воды, всю мощь которой трудно себе представить, – ничего подобного в истории Земли никогда и не предполагалось – неслись быстрее волков, оленей и птиц через весь материк; все сносящий, смывающий, сверлящий твердые породы особым, холодным кипением воды – кавитацией, несущий с собой горы льда поток взлетал против уклона, преодолевая водоразделы и возвышенности.

Через переполненное до краев, взбаламученное Каспийское море вода бурно изливалась в Черное, хлестала через европейскую Россию и через Польшу, Германию в Северное море, оставив здесь прямолинейные с востока на запад европейские прадолины – такие может выработать только грандиозный, несущийся с огромной скоростью поток. Из Черного моря вода рвалась через Босфор и Дарданеллы, углубляя и вытачивая эти проливы, через прорывные долины Болгарии и Малой Азии, идущие параллельно проливам, – в Средиземное море.

По данным бурения на коралловых островах, которые отмечают три внезапных, катастрофических подъема уровня океана, это происходило последовательно 12, 1О и 7 тысяч лет назад. Десять тысяч лет назад неизвестно где, скорее всего, в Эгейском море, существовала по греческому преданию легендарная Атлантида. Семь тысяч лет назад, то есть пять тысяч лет до нашей эры, на Средиземном море уже плавали первые парусные суда, впереди еще была слава Крита, и занимались цивилизации Междуречья и Египта.

Картина потопа, как она определилась по данным геоморфологии, по повсеместным следам колоссальных быстрин на поверхности Земли, нуждалась теперь только в одном дополнении – нужно было объяснить, откуда взялись невероятные, сравнимые с объемом больших морей, с известными по космоснимкам марсианскими потопами массы воды. Модель оледенения Арктики, которую давно разрабатывал и защищал М.Г.Гросвальд, исходя из совсем других, чисто гляциологических соображений, давала исчерпывающий ответ на все вопросы.

Центр оледенения, как это и предполагали двести лет назад основатели ледниковой теории, (потом двести лет эти взгляды дружно опровергались) находился вблизи северного полюса. Масса ледника неуклонно нарастала за счет осадков, а единственно возможный выход льда из Северно-Ледовитого океана – в Атлантику, через глубоководный пролив Фрама, был на самом деле закрыт, забит подпиравшими с трех сторон ледниковыми щитами, в результате чего сообщение между Ледовитым океаном и Атлантическим прекратилось. Уровень мирового океана понижался – речь идет о десятках тысяч лет ледниковой эпохи, – а ледяной купол над Ледовитым океаном, который стал замкнутым морем – подледным озером, продолжал расти. Когда началось потепление климата, произошел хорошо изученный в меньших, частных масштабах коллапс ледникового щита. Купол его внезапно осел, как бы провалился вниз, выдавливая воду, подледное озеро-океан плеснуло из-под льда – выплеснулся примерно двухсотметровый слой воды со всего океана.

Единственное не обоснованное прямыми доказательствами предположение во всей книге было, пожалуй, то, что глубоководный пролив Фрама между Ледовитым океаном и Атлантическим был все-таки забит льдом и здесь образовалась пробка, окончательно разделившая два океана. Так это получалось по всей совокупности соображений... Месяц назад, в декабре прошлого года коллега Гросвальда Л.Поляк привез ему в Москву оттиск не опубликованной еще, только подготовленной к печати статьи из журнала "Nature". Американские ученые с помощью тонкой научной аппаратуры исследовали на атомной подлодке подводный хребет Ломоносова, который делит на две части глубоководный бассейн Ледовитого океана. Они обнаружили на вершинах хребта на глубине около километра и меньше следы движения льда. Арктический ледяной щит опирался здесь своим основанием на подводные горы и двигался с запада на восток. В противоположную от пролива Фрама сторону! То есть о движении льда через этот пролив в сторону Атлантики не могло быть и речи. Ключевое предположение Гросвальда подтвердилось с достоверностью факта.

"Мне повезло, я вытянул счастливый билет, когда наткнулся на тему, где никто еще не успел сказать слова", – так объясняет свою научную "нескромность" Михаил Григорьевич Гросвальд. И продолжает с какой-то внутренней усмешкой, словно посмеиваясь над самим собой: "Читал у кого-то из философов любопытное высказывание: если ты счастлив, оглянись назад – это потому, что не сбылось все то, что ты хотел , на что рассчитывал, что предполагал".

Получается по общему рисунку судьбы как будто бы так. Со спортом у Михаила Гросвальда не вышло в юности из-за травмы. В тридцать девятом году, перед войной, пробовал поступать в архитектурный институт, одно из самых престижных, элитарных учебных заведений того времени – передумал, забрал документы после первого экзамена. Настал черед "семейного" института, который окончили отец Гросвальда и старший брат, – поступил в училище имени Баумана. Но через месяц в том же тридцать девятом году всю группу призвали в армию. Грянула война... В сорок пятом поступил в военно-политическую академию – в пятидесятом очутился на географической факультете МГУ...

И один только маленький диссонанс в этой последовательной в своей непоследовательности истории, такой маленький, что можно было и совсем им пренебречь, когда бы не научная добросовестность, которая учит нас предполагать в каждом малом противоречии предвестник больших явлений и открытий. Была до войны в Бауманском районе Москвы вблизи Почтовой улицы замечательная детская библиотека им. Усиевича со множеством всяких кружков и затей. Маленький Миша усердно в эту библиотеку ходил, занимался в кружках, отвечал на вопросы игровой анкеты. Кем ты хочешь стать? – мальчишка написал – геологом. Но и сейчас, по прошествии семидесяти лет, он не берется объяснить с какой такой стати, откуда это загадочное слово тогда, в детстве, явилось и почему написалось.

Хотя, казалось бы, для воспитанного на законах диалектики человека, главный интерес жизни которого по его же собственным словам "приключения мысли", не такая уж это трудная задача – сообразить. Развитие, как известно, идет по спирали. Количество скачкообразно переходит в качество. И происходит отрицание отрицания.

Законы диалектики – результат "думанья". Над массой собранных фактов, которые есть сама действительность. А действительность, в свою очередь, – иллюстрация этих законов. Книга Михаила Григорьевича Гросвальда "Евразийские гидросферные катастрофы и оледенение Арктики" отныне неотъемлемая часть действительности, именно поэтому (и потому что) она исполнена диалектической мысли, которая открывает вечную диалектику природы. Науки о Земле лишь в середине XIX века отошли от первоначального катастрофизма, представлений, что история Земли определялась периодическими катастрофами – катаклизмами (что и значит в переводе с греческого, собственно, наводнение, потоп). Взгляды Дарвина и Лайеля об эволюционном развитии природы утвердились настолько прочно, что самое предположение о природных катаклизмах казалось ересью. Но жизнь, природа это и есть воплощенная диалектика – эволюция не только не исключает, но и подразумевает катастрофы-кризисы как закономерный этап развития.

Говорят, что в вечность, идут с небольшим багажом. Вот человек трудился всю жизнь не покладая рук, много надумал и написал, а останется, может быть, только это: Гросвальд – потопы. Очень мало. И очень – невероятно – много.

---