«Грязная бомба» Ленинграда

Автор: В. Терешкин
Источник: www.bellona.ru (27 декабря, 2006).

Дети сталинского времени

Кто ищет, тот находит. Пусть и не сразу. Удалось и мне найти людей, которые служили в той самой совершенно секретной структуре, где были разработаны боевые радиоактивные вещества. Виктор Иванович Матюхин закончил факультет анилинокрасочной промышленности Химико-технологического института в городе Рубежное. Служил на кораблях и в береговой обороне Северного Флота. Работал в Радиевом институте, успел отслужить на Семипалатинском полигоне, участвовал в испытаниях атомного оружия. Работал вместе с Сахаровым и Курчатовым. Рисковал жизнью, отбирая пробы у эпицентра взрыва бомбы в 1951 году. Владимир Владимирович Бордуков окончил Томский государственный университет, потом курсы в Военно-Морской Академии. 5 ноября 1953 года впервые прошел проходную на Шкиперском протоке.

Ветераны разложили папки с документами, пожелтевшие газетные вырезки, фотографии стали рассказывать, горячась, перебивая друг друга. И мы оказались в том раскаленном времени…. Когда Соединенные Штаты уже в июле 1945 подорвали ядерное устройство на полигоне в Аламосе. Когда они взорвали бомбы «Малыш» и «Толстяк» над Хиросимой и Нагасаки. Точное число погибших в этой катастрофе до сих пор не известно. Лишь предполагается, что до конца 1945 года в Хиросиме погибло около 140 тысяч человек, а в Нагасаки – около 70 тысяч. В районе эпицентров взрывов температура составляла 3000 – 4000 градусов по Цельсию. Горело все, что могло гореть. Те люди, что не сгорели мгновенно, получили такие ожоги кожи, что умерли в тяжелейших муках через несколько дней. Десятки тысяч были убиты ударной волной. Еще десятки тысяч убила лучевая болезнь.

Американцы были уверены, что СССР, истерзанный, опустошенный войной, понесший колоссальные людские потери не сможет догнать их в сложнейшем производстве атомных бомб. Что не хватит ни денег, ни умов. Уверены настолько, что 12 августа того же 45 года издали книгу Смита «Атомная энергия в военных целях». Это был официальный отчет о разработке атомной бомбы. Американцы, – уверяли меня Матюхин и Бордуков, не учли главного: в СССР вся власть была у одного лица. И именно ему было по силам то, что Запад считал невозможным. Гонка была бешеной. Атомным проектом СССР руководил Спецкомитет, который был создан при Государственном комитете обороны. Возглавлял его всемогущий Лаврентий Берия. Но стоял над всем – Сталин.

США спешили продемонстрировать свое превосходство. Летом 1946 года провели на атолле Бикини войсковую операцию «Кросродс». Одну атомную бомбу сбросили с самолета. Вторую рванули в море на глубине 27 метров. В качестве мишеней использовались 80 кораблей. На их палубах находились тысячи подопытных животных. После замеров уровней гамма-фона на штурм пошли объединенные команды пехоты и морских подразделений. На эту операцию США пригласили делегации всех стран. В том числе и СССР.

Трудно точно подсчитать, сколько же всего человек, сколько ресурсов было брошено в СССР на создание бомбы. Сколько было жертв. И беспримерного героизма. Сорок пять тысяч человек днем и ночью строили плутониевый комбинат № 817 на объекте «Челябинск –40». Немалую долю строителей составляли зеки. Коробка здания реактора «А» была готова к концу 1947 года, уже 19 июня 1948 реактор вышел на проектную мощность. Когда в январе 1949 года реактор был остановлен из-за аварии, сам Курчатов отбирал аварийные урановые блоки. Получил дозу облучения более 400 рентген. Но самое главное было сделано, – в этих облученных блоках содержался наработанный плутоний, который должен пойти на изготовление атомного заряда РДС – 1. А расшифровывалась это так – «Россия делает сама». Наконец, 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне грянул первый в СССР атомный взрыв. Те, кто работал на полигоне, запомнили, как Берия потребовал, чтобы самый лучший фотограф снял его на фоне разрушенных и дымящихся зданий, рядом с опрокинутой, искалеченной военной техникой. Взяв с собой альбом фотографий и другие документы о первом ядерном взрыве, Берия немедленно вылетел с ними в Москву для доклада Хозяину. Американские ученые дали советской атомной бомбе имя – «Джо – 1».

– Чем было вызвано решение о разработке боевых радиоактивных веществ? – спросил я у Бордукова и Матюхина. – Ведь наша бомба уже была испытана, нарабатывался плутоний, уран для новых.

– Да поймите, – растолковывали мне ветераны, – американцы разрабатывали программу уничтожения 65 миллионов наших людей, хотели сбросить на крупные города 300 атомных боеприпасов. У Спецкомитета имелись сведения, что американцы ведут работы и по созданию радиологического оружия. Поэтому и потребовалась срочная разработка БРВ, причем из отходов атомного производства. Вот почему вскоре после испытания РДС – 1 Спецкомитет принял решение создать на базе научно-исследовательского химического института ВМФ научно-исследовательскую атомную структуру – 15 направление. На базе НИИ– 17 ВМФ решено было создать 1 направление. Работать обе структуры начали в 1951 году. Оба направления разместили на Шкиперском протоке, но ввиду особой секретности замкнули на 6 управление ВМФ. 15 направление возглавил профессор, доктор химических наук Василий Владимирович Кесарев, а 1 направление профессор, доктор медицинских наук Лев Александрович Перцев.

У химического института ВМФ был свой полигон для испытания химического оружия №228 на острове Коневец. Численность личного состава на нем доходила до 450 человек. Но испытывать БРВ на том этапе на нем сочли невозможным. Зато его начальник Сергей Дворовой нашел место нового полигона, который подходил для испытания радиологического оружия – группа островов Хейнясейма. Они расположены выше Приозерска, в карельской части Ладожского озера. От материка удалены на девять километров.

Первое направление, вспоминают Бордуков и Матюхин, изучало радиационное воздействие на человека. Мощный коллектив медиков проводил испытания, – как же вся эта радиоактивная гадость действует на живое. Эти крупные работы они вели на Семипалатинском полигоне, на Ладоге, у Приветнинского, а на Шкиперском протоке у них был свой виварий. Деталей этих исследований ни Бордуков, ни Матюхин, конечно же, не знают. Режим секретности был такой, что не положено было интересоваться, чем занимается сосед, работающий в одной с тобой комнате. А уж тем более в соседнем кабинете. При размножении документов был предусмотрен «черновик» и «беловик». Причем черновик уничтожался специальной комиссией, а на «беловике» делалась пометка, куда рассылается и сколько изготовлено экземпляров. Важные отчеты писались от руки. Были введены особые шифры, и секретная часть требовала употреблять свой «птичий язык», где вместо альфа, бета, гамма излучений было приказано писать: первый, второй и третий расходы.
Коренные сотрудники НИИ, конечно же, завидовали работникам 15 и 1 направления, – у тех была существенная надбавка в зарплате. А у них, занимающихся боевыми химическими и биологическими веществами, такой надбавки не было. То, что оба направления работали над радиоактивными составами, секретом ни для кого в институте не было. В мастерских на глазах у всех готовили свинцовую защиту, дозиметрическую аппаратуру, привозили тяжелые контейнеры.

Ленинград был выбран потому, что здесь был Радиевый институт, основной научный разработчик нового оружия. А научно – исследовательский институт на Шкиперском протоке потому, что именно он возник на месте лаборатории, в которой в 1891 году по заданию адмирала Макарова отрабатывал технологии создания своих порохов Менделеев. Дмитрий Иванович рассчитал очень точно: в здании лаборатории нужно сделать огромные окна и толстенные полуметровые стены. Если будет взрыв, – вынесет окна, а стены останутся. Именно это здание сочли подходящим для таких работ как создание БРВ.

С комбината «Маяк» привозили в больших и маленьких контейнерах раствор «904». С железнодорожной станции контейнеры везли на Шкиперский проток через весь город. Раствор получался в результате растворения урановых блоков и выделения из этой жидкости плутония. Остальное было отходом, который и назывался раствор «904». Какие у него были характеристики, с чем имели дело сотрудники 15 направления? Один литр раствора по гамма-излучению был эквивалентен одному килограмму радия. Это означало, что на расстояния одного метра от такого источника мощность дозы по гамма – излучению составляла порядка 1000 рентген в час. При этом выяснилось, что практически вся гамма-активность обязана присутствию в растворе одного грамма изотопов ниобия – 95 и циркония – 95. Оба изотопа имели период полураспада около двух месяцев. Все это стало ясно только после долгой, кропотливой работы двух групп исследователей. Которые по неопытности работали методом «тыка». Ампула с осадком таких изотопов весом в один килограмм была эквивалентна одной тонне радия. Эта чудовищная активность на расстоянии в один метр создавала бы мощность дозы в миллион рентген в час. Шоковой дозой, при которой боец противника погибает «под лучом», является однократная доза в 10 тысяч рентген. Концентрат назывался концентрат «СК» – Спецкомитета. А когда этот концентрат вводили в какую-то основу, получался препарат СК.

– А не было такого замысла, – путем создания БРВ уменьшать количество делящихся материалов в отходах военных реакторов? – спросил я Владимира Бордукова.
– Была, – подтвердил он. – У американцев при наработке оружейного плутония и урана не было проблем с высокоактивными отходами просто потому, что у них реакторы работали на Тихоокеанском побережье, отходы сбрасывались в бурные реки, которые текли в океан.

Из досье «Беллоны»: Хэнфордский ядерный комплекс США (штат Вашингтон) был построен в 1943 году для производства оружейного плутония. Первые годы работы комплекса сопровождались большими выбросами радиоактивных веществ в окружающую среду.

Американские специалисты стремились обогнать немецких разработчиков и добиться монополии в обладании ядерным оружием. Наибольшее количество радиоактивных веществ (в основном йода – 131) было выброшено в атмосферу в 1944 – 1956 годах. И на это же время приходится максимальное облучение населения. Во время эксперимента под кодовым названием «Грин – Ран» 2 декабря 1949 года одна тонна облученного урана была подвергнута переработке через 16 дней выдержки вместо необходимых по технологии 83 – 101 дня. Целью эксперимента являлась разработка метода определения мест размещения плутониевых заводов в СССР. Из-за нарушения технологического процесса произошел выброс радиоактивных веществ. Радиоактивное облако накрыло многие населенные пункты. Более 20 тысяч детей получили высокие дозы, потому что пили молоко коров, которые паслись на пастбищах, загрязненных радиоактивным йодом. А мы свои военные реакторы для наработки плутония расположили у Челябинска, и одной из острейших стала проблема ликвидация отходов. Куда их девать? С самого начала работы реакторов отходы низкой и средней активности сбрасывали в речную систему Теча – Исеть –Иртыш. Загрязнили их до предела. Облучились десятки тысяч человек. Попытались хранить высокоактивные отходы в специальных емкостях. Грянула авария 1957 года. Поэтому расчет у нас был простой: если начнется ядерная война, то эти отходы нам ни к чему, лучше их сбросить на противника.

Из досье «Беллоны»: Всего за десять лет с начала работы реакторов ПО «Маяк» в речную систему Теча – Исеть – Тобол было сброшено 76 миллионов кубометров сточных вод общей активностью по бета-излучению свыше 2, 75 млн Ки. Всего радиационному воздействию подверглись 124 тысячи человек, проживавших в населенных пунктах на берегах рек этой водной системы.

29 сентября 1957 года произошла Кыштымская авария. В результате технической неисправности взорвалась одна из емкостей – хранилищ высокоактивных отходов. Из хранилища в окружающую среду была выброшена смесь радионуклидов общей активностью 20 млн Ки. Радиоактивное облако прошло над тремя областями. Образовался Восточно – Уральский радиоактивный след. Он охватил территорию 2 700 квадратных километров, в том числе накрыл 63 населенных пункта, где проживала 41 тысяча человек. Во время ликвидации последствий аварии власти использовали даже школьников, которые получили очень серьезные дозы облучения. Более 40 лет Минатом и Федеральное управление «Медбиоэкстрем» при Министерстве здравоохранения скрывают трагические последствия этой аварии. Хотя радиационное загрязнение Челябинской области продолжается до сих пор: в районе Восточно-Уральского радиоактивного следа происходят выбросы стронция-90, цезия-137, плутония-238, -241. Пострадавшие люди до сих пор не получают надлежащих пособий и компенсаций за ущерб, нанесенный здоровью.
Но кроме Ленинграда, вспоминают Бордуков и Матюхин, было еще одно место, где работали над радиологическим оружием. Этот институт находился в подмосковном Загорске. Работы по созданию БРВ здесь велись всего два года – с 51 по 52. Все испытания сотрудники института вели только на Семипалатинском полигоне. Этот вид радиологического оружия армейские специалисты разрабатывали для применения на суше. В нем мощное бета – излучение достигалось за счет стронция-90. Армии нужно было, чтобы это оружие можно было легко перевозить, а бета излучение поглощалось даже слоем алюминия в 6 мм. Возможно, разработки в Загорске были прекращены из-за аварии, которая произошла на Семипалатинском полигоне. Вот что вспоминает об этом Виктор Матюхин:

– Вдруг нам приказывают – отправить бригаду для ликвидации последствий аварии в Семипалатинске. Как бригаду, зачем? Оказывается, эти загорские загрузили свой аппарат в самолет, взлетели и, еще не долетели до места испытания, как у них корпус аппарата разгерметизировался. Вся смесь полилось на летчиков. Конечно, экипаж очень пострадал. Бомбардировщик потом много лет стоял за колючей проволокой, пытались его дезактивировать – ничего не получилось. Мы тоже работали на Семипалатинском полигоне, с самолетов распыляли наши препараты БРВ, все получилось прекрасно, чудесно. Главное – летчики довольны были. Потому что во время испытаний наших аппаратов никаких ЧП не было.

Семипалатинский полигон – особая страница в истории испытания радиологического оружия. Там сотрудники 15 и 1 направления испытывали трудноудаляемые препараты «СК». Трудноудаляемым препарат делали канифоль и мазут. Технологию разработала группа сотрудников, среди которых был Виктор Матюхин. За пределами боевого поля для испытания атомных бомб, на его северной границе была создана специальная испытательная площадка «Озеро». Ее огородили колючей проволокой и соорудили две площадки для экспериментов с облучаемыми животными. Чуть позже для заключительных испытаний была сделана третья площадка. Радиоактивное заражение создавалось с самолета, у которого под крыльями были прикреплены выливные авиационные приборы, рассчитанные на 500 литров. С неба на животных, на выставленные планшеты шел черный «дождь».

Только вот капли эти были липкими.

Из досье «Беллоны»: газеты Республики Казахстан сообщают, что на Семипалатинском испытательном полигоне постоянно идет радиационный мониторинг территорий под патронажем МАГАТЭ. Ученые выявили участки значительного радиоактивного загрязнения, включая и загрязнения ядерными материалами. Большую тревогу вызвало сообщение о том, что осенью прошлого года на территориях, считавшихся ранее благополучными, обнаружены очень опасные уровня загрязнения. Все они идентифицированы как места проведения испытаний боевых радиоактивных веществ. Тревогу ученых не разделяют десятки предприимчивых граждан, которые, минуя кордоны, собирают на полигоне металлолом, и вывозят его на продажу.

– Кроме Семипалатинского полигона вы оба работали на полигоне, который расположен на островах Хейнясейма, – расскажите, что происходило там, – попросил я Бордукова и Матюхина.

Картина выяснилась такая: на Хейнясейма были построены здания казарм, в старом финском блиндаже оборудована лаборатория. Возле одного из островов ошвартовался корабль «Кит», предназначенный для испытаний. Из досье «Беллоны»: Легкий миноносец Т12 был построен в Германии. В 1945 году достался СССР, переименован в «Подвижный». После серьезной аварии, при которой погибло несколько человек команды, миноносец был выведен из боевого состава флота, разоружен и переквалифицирован в опытное судно.

Поначалу на надстройки «Кита» наносили БРВ разного содержания, вяжущего свойства. Наблюдали за тем, как быстро смеси сохнут, какой уровень гамма фона создают. При этом, как признается Виктор Матюхин, многие сотрудники переоблучились. В августе 1953 года пришел черед более серьезных испытаний. На «Кит» доставили ампулы с трудноудаляемым препаратом. Время было сложное, вспоминают Матюхин и Бордуков, вождь умер, но работы, развернутые при нем, продолжались. В испытаниях принимали участие медики 1 направления, 60 человек команды «Кита», личный состав полигона. Охрану района нес МО – «морской охотник». Первой была взорвана ампула на мостике, потом в матросском кубрике, третья ампула рванула в машинном отделении. Эти испытания велись до сентября. Потом долго пытались корабль дезактивировать. Не удалось. И тогда было принято решение корабль притопить на мелководье у острова Хейнясейма. Там он и простоял десятилетия.

Из досье «Беллоны»: Карельские газеты опубликовали статьи, из которых следует, что за десятилетия на островах, где проходили испытания радиологического оружия, побывало множество рыбаков, охотников, туристов. Ловили рыбу, собирали грибы и ягоды. И,конечно, брошенный миноносец привлекал особое внимание. Взрослые, а с ними и дети, топтались на палубе «Кита», лазали в его каютах. Уносили многие приборы, узлы, детали. И все они получили очень серьезные дозы облучения. Корпус миноносца стремительно ржавел, жидкие радиоактивные отходы в любую минуту могли хлынуть в Ладогу. Операция по дезактивации и выводу «Кита» из Ладоги была проведена только в 1991 году. Его загрузили в док, отбуксировали к Новой Земле, в район, где проводились подводные взрывы. И там затопили.

Владимир Бордуков участвовал на Хейнясейма в испытаниях, когда взрывали авиационные химические бомбы, на полигон их поставляли без отравляющих веществ. Ученые заливали в головную часть бомб «904» раствор. Его удельную активность снижали разбавлением водой. Подрывы проводились ранней весной на льду, а не на островах. При взрывах выставлялись планшеты, чтобы замерить, какое количество смесей выпадает на них, какой активности. Конечно, потом этот лед выносило в Неву, а, возможно, он таял на мелководье, не дойдя до бухты Петрокрепости. Бордуков и его коллеги считали, что никакой опасности аэрозоли, выпавшие на лед, не несут. Потому что гораздо более серьезны глобальные выпадения на лед Ладоги во время атомных взрывов. Кроме бомб ХАБ – 100 и ХАБ – 1000 летом и осенью испытали ракеты «Щука» и «Краб».

Заключительный этап испытаний разработанных рецептур БРВ провели на острове Мюкериккю. Наверное, поняли, что для таких масштабных испытаний нужно выбрать остров подальше от западного берега Ладоги. На Мюкериккю взорвали 35 масштабных моделей спецбоеприпасов, заправленных трудноудаляемым препаратом «СК».

На Ладожском озере есть еще один таинственный остров, который долгое время служил полигоном для военных. Много лет я проходил мимо него на байдарке, и все время старался держаться подальше. Это остров Бурнев, расположенный рядом с устьем речки Тихой, неподалеку от Приозерска. Летом 2004 года мне удалось побывать на нем вместе со съемочной группой НТВ. Недолго мы пробыли на острове. Но увидели мощные насосные установки, огромные бассейны, даже обсерватория была на вершине острова. И я, конечно, спросил Матюхина и Бордукова, не велись ли и на нем испытания радиологического оружия. И с каким же облегчением вздохнул, когда выяснилось, что БРВ там не взрывали. Но откуда тогда такие сооружения?

Владимир Бордуков объяснил, что когда в 1955 году СМ СССР решил провести подводный ядерный взрыв на создаваемом Новоземельском полигоне, была образована ЦНИЛ – 14 ВМФ. Первые ее сотрудники разместились в Приозерске и в срочном порядке на острове Бурнев проведена серия испытания тротиловых зарядов в подводном положении. Полученные результаты легли в основу прогноза ожидаемых последствий после атомного взрыва на акватории губы Черная Новоземельского полигона.

– А что происходило на испытательной базе у Приветнинского, – спросил я.
– Кроме того, что туда вывозили твердые радиоактивные отходы со Шкиперского протока, там тоже велись работы с БРВ, – рассказали мне Бордуков с Матюхиным. – Медики первого направления затравливали ими животных. Потом, стало ясно, – нужно проводить испытания как на личный состав будут воздействовать радиоактивные продукты атомного взрыва. А у них другие характеристики, другие свойства. Поэтому медики привозили с Гатчинского реактора навеску урана, облученную в реакторе. Привозили быстро, чтобы не распались короткоживущие изотопы. Уран растворялся, и этим раствором обрабатывали подопытных животных.
– Чего же удалось добиться за годы работы? Удалось ли создать надежное, мощное оружие? – выпытывал я.

Бордуков ответил:
– Дело дошло до разработок весьма интенсивных концентратов, которые были введены в трудноудаляемую основу. Созданы плавающие БРВ, чтобы в зависимости от ветра они либо к берегу подплывали, либо к кораблю противника. Проведены все испытания с химическими боеприпасами, в которые вводились специальные радиологические. Боеприпасов бронебойных. Выливных. Наши специалисты разработали кассетные боеприпасы для поражения авианосцев противника. Они должны были пробивать палубы и проникать внутрь кораблей. Дальше – серия взрывов и все! Экипаж от колоссальных доз погибает. Использовать корабль невозможно. На сотни лет будет выведен из строя. Все наши разработки были приняты генерал-майором Николаем Ивановичем Павловым, он возглавлял управление по опытным разработкам.

– Но почему же тогда 15 направление закрыли?
– А закрыли потому, – объяснил Бордуков, – что следующий этап предусматривал создание транспортабельного реактора. Был подключен академик Долежаль, который разрабатывал атомные реакторы. Академик Туполев отвечал за заправку самолетов, которые летели сбросить БРВ на противника, на корабли. В мощном бомбардировщике стоял надежный контейнер, в котором хранились БРВ, потом на подлетах к цели этот бомбардировщик-заправщик должен был передавить БРВ в другой самолет. Который должен осуществить операцию по сбросу. Но планы разрабатывались еще при Сталине, а в 57 от них отказались. Сочли, что такую конструкторскую работу вести уже нецелесообразно. Отказались и Туполев, и Долежаль. Проект закрыли. К тому же к этому времени наша страна обладала большим количеством атомных боезарядов, в 56 году уже создали термоядерную бомбу.
– Когда работали над этим оружием массового поражения, вы были уверены, что спасаете Родину?
– Безусловно, – твердо ответил Бордуков. – Мы же – дети сталинского времени. Тогда было так – намечена цель, и никаких колебаний уже нет. Ее нужно достичь.
– Прошло много лет, вы умудрены опытом прошедшей жизни. Я как – то говорил с одним ветераном, и он поделился своей болью, – когда пришло время, сказал сыну – я всю жизнь ковал ядерный щит Родины. А сын в ответ: вот ты, папа, щит ковал, а теперь у родины огромные проблемы, – куда девать радиоактивные отходы, как лечить сотни тысяч пострадавших от этих отходов? У вас никогда не было таких мыслей?

Бордуков помолчал, потом ответил:
– Никогда не надо забывать то, что Сталин сказал Курчатову: если бы вы не успели создать атомное оружие, то это оружие испытали на своих головах все советские граждане.

А Виктор Матюхин твердо сказал:
– Я хочу дожить до такого момента, когда запретят все атомное оружие, уничтожат все ракеты.
– Но как нам сейчас решить проблему с огромными массами земли, загрязненной радионуклидами в результате работы 15 направления? – не мог не спросить я.

И Бордуков и Матюхин считают, что решить эту проблему может только Владимир Путин. Раз БРВ разрабатывались по указанию Сталина. Только на таком уровне и нужно ставить вопрос. Жители будут ходить, жаловаться, что живут рядом с радиоактивным помойками, которые никто не охраняет. Но все останется на своих местах.

Эпилог

Это библейская история. Время бросать камни и время их собирать. Мы готовили смертоносное оружие для убийства миллионов человек. БРВ были лишь частью программы создания ядерного оружия. Сотни тысяч людей, рискую своей жизнью, ковали «ядерный щит Родины». Десятки тысяч умерло от излучения. Десятки тысяч выжило, но несет в своих генах исковерканные хромосомы. Мы стали нацией облученных.

А в Америке ковали свой щит. И тоже облучались. Сейчас ученые всего мира ломают головы, что же теперь делать с тысячами накопившихся урановых и плутониевых боеголовок. БРВ нашей стране не понадобились. Но загрязнили они именно нашу землю.

Главная наша беда в том, что в России нет гражданского общества. Этого смертельно боится власть. Что мы начнем спрашивать с гаранта конституции, с генерального прокурора, губернатора и участкового милиционера. И тем более – с министра обороны. Так что мы пока в глазах властей – та самая биомасса, о которой говорил господин из «Фрейма». А до тех пор, пока мы будем позволять власти держать нас за подопытных кроликов, так и будем купаться в радиоактивных озерах, есть радиоактивную рыбу, и все мечтать о сильной руке, которая сможет навести порядок.

Из досье «Беллоны»: С сайта Службы Внешней Разведки РФ: Опасность создания радиологического оружия неизменно появляется и усиливается в ходе развития атомной энергетики в развивающихся странах. Не будет преувеличением утверждать, что радиологическое оружие — своеобразная "тень" атомной энергетики, появляющаяся тогда и там, где и когда создаются крупные запасы радиоактивных материалов, независимо от первоначальной цели их использования. 90-е годы прошлого века стали периодом небывалого расцвета международной торговли делящимися материалами, что обеспечивает многим государствам возможность приобретения и накопления радиоактивных веществ, в том числе пригодных для использования в качестве радиологического оружия.

В условиях усиления международного контроля в области ядерных, химических и биологических вооружений сфера радиологического оружия становится наименее транспарентной и практически не регулируемой международным сообществом в силу отсутствия каких-либо международно-правовых норм. Работа на Конференции ООН по разоружению в Женеве над проектом Конвенции о запрещении радиологического оружия фактически заморожена. Есть основания считать, что радиологическое оружие может стать новой "бомбой для бедных", каковой на определенном этапе считались две другие разновидности оружия массового уничтожения — химическое и биологическое.

PS. Виктор Иванович Матюхин не дожил до момента, когда запретят все атомное оружие, уничтожат все ракеты. 13 декабря он умер. Бог даровал разработчику смертоносного оружия легкую смерть. Он умер от инфаркта на перроне Московского вокзала, собираясь сесть в поезд, идущий в Сочи.